Неточные совпадения
Выговорив самое главное,
девушка повернула голову, робко посмотрев на старика. Лонгрен сидел понурясь, сцепив
пальцы рук между колен, на которые оперся локтями. Чувствуя взгляд, он поднял голову и вздохнул. Поборов тяжелое настроение,
девушка подбежала к нему, устроилась сидеть рядом и, продев свою легкую руку под кожаный рукав его куртки, смеясь и заглядывая отцу снизу в лицо, продолжала с деланым оживлением...
— Спасибо, Аркаша, — глухо заговорил Николай Петрович, и
пальцы его опять заходили по бровям и по лбу. — Твои предположения действительно справедливы. Конечно, если б эта
девушка не стоила… Это не легкомысленная прихоть. Мне нелегко говорить с тобой об этом; но ты понимаешь, что ей трудно было прийти сюда при тебе, особенно в первый день твоего приезда.
Он дотронулся
пальцем до плеча
девушки, заставив ее отшатнуться...
Тугое лицо ее лоснилось радостью, и она потягивала воздух носом, как бы обоняя приятнейший запах. На пороге столовой явился Гогин, очень искусно сыграл на губах несколько тактов марша, затем надул одну щеку, подавил ее
пальцем, и из-под его светленьких усов вылетел пронзительный писк. Вместе с Гогиным пришла
девушка с каштановой копной небрежно перепутанных волос над выпуклым лбом; бесцеремонно глядя в лицо Клима золотистыми зрачками, она сказала...
— Меня никто не обманывал… — прошептала
девушка, закрывая лицо руками; сквозь белые
пальцы закапали крупные капли слез.
— Потанцевать?.. эх вы, замысловатые
девушки! — протяжно произнес Каленик, смеясь и грозя
пальцем и оступаясь, потому что ноги его не могли держаться на одном месте. — А дадите перецеловать себя? Всех перецелую, всех!.. — И косвенными шагами пустился бежать за ними.
Он сжал ее маленькую руку в своей. Ему казалось странным, что ее тихое ответное пожатие так непохоже на прежние: слабое движение ее маленьких
пальцев отражалось теперь в глубине его сердца. Вообще, кроме прежней Эвелины, друга его детства, теперь он чувствовал в ней еще какую-то другую, новую
девушку. Сам он показался себе могучим и сильным, а она представилась плачущей и слабой. Тогда, под влиянием глубокой нежности, он привлек ее одною рукой, а другою стал гладить ее шелковистые волосы.
Вместо ответа, Семеныч привлек к себе бойкую
девушку и поцеловал прямо в губы. Марья вся дрожала, прижавшись к нему плечом. Это был первый мужской поцелуй, горячим лучом ожививший ее завядшее девичье сердце. Она, впрочем, сейчас же опомнилась, помогла спуститься дорогому гостю с крутой лестницы и проводила до ворот. Машинист, разлакомившись легкой победой, хотел еще раз обнять ее, но Марья кокетливо увернулась и только погрозила
пальцем.
— Моя дочь пока еще вовсе не полновластная хозяйка в этом доме. В этом доме я хозяйка и ее мать, — отвечала Ольга Сергеевна, показывая
пальцем на свою грудь. — Я хозяйка-с, и прошу вас не бывать здесь, потому что у меня дочери
девушки и мне дорога их репутация.
Лихонин смутился. Таким странным ему показалось вмешательство этой молчаливой, как будто сонной
девушки. Конечно, он не сообразил того, что в ней говорила инстинктивная, бессознательная жалость к человеку, который недоспал, или, может быть, профессиональное уважение к чужому сну. Но удивление было только мгновенное. Ему стало почему-то обидно. Он поднял свесившуюся до полу руку лежащего, между
пальцами которой так и осталась потухшая папироса, и, крепко встряхнув ее, сказал серьезным, почти строгим голосом...
— Смотри, Ваня, смотри, — продолжал он, показывая на нее
пальцем, — так вся и вспыхнула, как услышала, что я незнакомой
девушке леденцов носил, так и зарделась, так и вздрогнула, точно мы вдруг из пистолета выстрелили… ишь глазенки-то, так и сверкают, как угольки.
Девушка торопливо протянула свою руку и почувствовала, с странным трепетом в душе, как к ее тонким розовым
пальцам прильнуло горячее лицо набоба и его белокурые волосы обвили ее шелковой волной. Ее на мгновенье охватило торжествующее чувство удовлетворенной гордости: набоб пресмыкался у ее ног точно так же, как пресмыкались пред ним сотни других, таких же жалких людей.
— Кланяйтесь ему! — просила
девушка и исчезала. Порою мать жаловалась ей, что долго держат Павла, не назначают суда над ним. Сашенька хмурилась и молчала, а
пальцы у нее быстро шевелились.
Ей, видимо, трудно было говорить. Она вся выпрямилась, смотрела в сторону, голос у нее звучал неровно. Утомленно опустив веки,
девушка кусала губы, а
пальцы крепко сжатых рук хрустели.
Это его утомило, он закрыл глаза; я погладил его холодные
пальцы с синими ногтями,
девушка тихо попросила...
Он мыл руки, потом концы
пальцев, брызгал воду и бормотал слова молитвы, а
девушка, видно, вспомнила что-то смешное и глядела на брата, который подошел к столу и ждал, покачиваясь на каблуках.
Молодая
девушка, к которой относилось это восклицание, остановилась, погрозила ему
пальцем и, допустив до себя обоих приятелей, проговорила звонким голоском и чуть-чуть картавя...
Эта
девушка много раз расстраивала и веселила меня, когда, припоминая ее мелкие, характерные движения или же сцены, какие прошли при ее участии, я невольно смеялся и отдыхал, видя вновь, как она возвращает мне проигранные деньги или, поднявшись на цыпочки, бьет
пальцами по губам, стараясь заставить понять, чего хочет.
У него маленький красивый рот, точно у
девушки, кисти рук — длинные, он вертит в живых
пальцах золотой цветок розы и, прижимая его к пухлым губам, закрывает глаза.
Кукушкина. Поди, Юлинька, поцелуй меня. (Целует ее.) Выйти замуж, мой друг, для
девушки велико дело. Вы это после поймете. Я ведь мать, и мать строгая; с женихом что хочешь делай, я сквозь
пальцы буду смотреть, я молчу, мой друг, молчу; а уж с посторонним, нет, шалишь, не позволю! Поди, Юлинька, сядь на свое место.
— Она? — сказал инвалид Арколь, устремляя указательный
палец в грудь
девушке.
Вы сделали преступление, отклонив золото от его прямой цели, — расти и давить, — заставили тигра улыбаться игрушкам, и все это ради того, чтобы бросить драгоценный каприз к ногам
девушки, которая будет простосердечно смеяться, если ей показать
палец!
Нижняя челюсть
девушки задергалась, она словно давилась, потом обвисла, тело напряглось под одеялом, как бы замерло, потом ослабело. И последняя нитка пропала у меня под
пальцами.
— Извольте тотчас взять эту
девушку, — воскликнул Семен Матвеич, обращаясь к моему вотчиму и повелительно указывая на меня дрожащей рукой. — Извольте отвести ее к себе в дом и запереть на ключ, на замок… чтоб она…
пальцем пошевельнуть не могла, чтобы муха к ней не проскочила! Впредь до моего приказания! Окна забить, если нужно! Ты отвечаешь мне за нее головой!
Если случится вам где в обществе или наедине с молодою
девушкою выбирать пшеницу и ваши
пальцы по какому-нибудь случаю сцепятся вместе, то, как бы та
девушка ни была прелестна, не допускайте плутишку Амура поразить ваше сердце и не поддавайтесь его власти; пренебрегите столкновением ваших составов и не допустите разгореться любовному пламени, иначе постигнет и вас участь подобная моей: она выйдет за другого, а вам останется одно воспоминание…
Ипполит Сергеевич отошёл в сторону от них и стал у лестницы, спускавшейся в парк. Он провёл рукой по лицу и потом
пальцами по глазам, точно стирал пыль с лица и глаз. Ему стало стыдно перед собой за то, что он поддался взрыву чувства, стыд уступил место раздражению против
девушки. Он назвал про себя сцену с ней казацкой атакой на жениха, и ему захотелось заявить ей о себе как о человеке, равнодушном к её вызывающей красоте.
Авдотья Максимовна (вставая и покрываясь платком). Да отсохни у меня язык, если я у него попрошу хоть копейку! (Подходит к нему.) Не будет вам счастья, Виктор Аркадьич, за то, что вы наругались над бедной
девушкой… Вы у меня всю жизнь отняли. Мне теперь легче живой в гроб лечь, чем домой явиться: родной отец от меня отступится; осрамила я его на старости лет; весь город будет на меня
пальцами показывать.
Ниночка, семнадцатилетняя
девушка, бледненькая и худенькая, стояла у своего места и смущенно перебирала по столу
пальцами, устремив на брата большие испуганные глаза. Она догадалась, что это Николай, которого она помнила больше, чем сам отец, и теперь не знала, что делать. И когда Николай, вместо поцелуя, пожал ей руку, она ответила крепким пожатием и чуть, по-институтски, не присела.
Затем, помню, я лежал на той же софе, ни о чем не думал и молча отстранял рукой пристававшего с разговорами графа… Был я в каком-то забытьи, полудремоте, чувствуя только яркий свет ламп и веселое, покойное настроение… Образ
девушки в красном, склонившей головку на плечо, с глазами, полными ужаса перед эффектною смертью, постоял передо мной и тихо погрозил мне маленьким
пальцем… Образ другой
девушки, в черном платье и с бледным, гордым лицом, прошел мимо и поглядел на меня не то с мольбой, не то с укоризной.
Девушка в красном погрозила мне
пальцем, Тина заслонила мне свет своими черными глазами и… я уснул…
Матзшка покачала головою и, погрозив Аграфене
пальцем, вышла и унесла с собою на груди шапочку Митрофания; а как только барыня ушла, Аграфена подошла к
девушкам и, обхватив их всех трех сразу одной охапкой, толкнула к дверям и сказала...
Проходя по стеклянной галерее, я по какому-то невольному побуждению взглянул в окно комнаты, в которой оставил Христю, — и увидел, что бедная
девушка лежала ниц на полу и, вытянув крепко схваченные руки, с таким усилием удерживала свои рыдания, что ее спину и плечи судорожно вело и коробило, меж тем как тонкие белые
пальцы нежных рук посинели и корчились.
Он не договорил. Короткий сухой треск, протрещавший со стороны противоположной лесу, со стороны реки, очевидно, заставил его смолкнут на полуслове. За ним другой, третий, четвертый выстрел… Целый ряд таких выстрелов обрушился сразу на головы юных всадников. Вдруг Игорь вздрогнул: он почувствовал, как конвульсивно сжали его руку
пальцы сидевшей позади него
девушки, и как она тяжело опустилась головой ему на плечо.
Он пожал горячие
пальцы этой руки, потом поднес их к губам и, наклонившись к самому лицу Милицы, перекрестил ее и коснулся губами горячего лба
девушки.
Теперь тонкие, смоченные слезами
пальцы не закрывают больше её лица. Бледное, с горящими, как синие звезды, глазами, оно сейчас полно невыразимого отчаяния и тоски. Кругом них толпа сгущается; все ближайшие к ним соседи принимают живейшее участие в этом искреннем порыве горя молодой
девушки.
Сама того не сознавая, она говорит это вслух дрожащим, срывающимся голосом. И слезы, одна за другой, капают y неё из глаз, катятся по щекам и смачивают прижатые к лицу
пальцы. Юноша-знаменосец передает свое знамя одному из своих спутников и, подойдя к
девушке, спрашивает теплым, полным участия голосом...
В креслице качель сидела и покачивалась в короткой темной кофточке и клетчатой юбке, с шапочкой на голове,
девушка лет восемнадцати, не очень рослая. Свежие щеки отзывались еще детством — и голубые глаза, и волнистые светлые волосы, низко спадавшие на лоб. Руки и ноги свои, маленькие и также по-детски пухлые, она неторопливо приводила в движение, а
пальцами рук, без перчаток, перебирала, держась ими за веревки, и раскачивала то одной, то другой ногой.
Она была очень религиозна.
Девушкою собиралась даже уйти в монастырь. В церкви мы с приглядывающимся изумлением смотрели на нее: ее глаза сняли особенным светом, она медленно крестилась, крепко вжимая
пальцы в лоб, грудь и плечи, и казалось, что в это время она душою не тут. Веровала она строго по-православному и веровала, что только в православии может быть истинное спасение.
Герасим Сергеевич, оказывается, не пожелал даже выслушать его, не поинтересовался силою чувства к увлекшей его
девушке, считая это чувство за одну из тех заурядных «любовных интриг» с танцоркой, с канатной плясуньей, в подробности которых взрослые сыновья, из уважения к родителям, не смеют посвящать их; родители смотрят на такие «интрижки», если знают о них стороной, как на «дань молодости», сквозь
пальцы и не поднимают о них вопроса, как о несерьезных и скоропроходящих увлечениях.
Молодая
девушка что-то шепчет старухе, та грозит на нее
пальцем, который больному кажется страшным когтем необыкновенного зверя.
Вот блеснувшая в его голове мысль, заставившая его прервать полупризнание. На безымянном
пальце правой руки сидевшей перед ним в грациозной позе
девушки он заметил неправильно растущий ноготь и вдруг с особенной ясностью ему вспомнился эпизод из его жизни мальчиком в Зиновьеве.
Оса все ныряла из одежды в одежду, и женщины, изгибаясь всем станом, так трепетали, боясь укушения осы, что их огненные пятки и
пальцы ног вертелись подобно волчку, сливаясь в одну огненную точку, меж тем как
девушки поспешно срывали с себя легкий покров за покровом, пока явились перед всеми совершенно нагие…
Но он этого не знал. И когда она поднялась нехотя и хмуро, с неудовольствием взглянула на него подведенными глазами и как-то особенно резко мелькнула бледным, матово-бледным лицом, — он еще раз подумал: «какая она порядочная, однако!» — и почувствовал облегчение. Но, продолжая то вечное и необходимое притворство, которое двоило его жизнь и делало ее похожею на сцену, он качнулся как-то очень фатовски на ногах, с носков на каблуки, щелкнул
пальцами и сказал
девушке развязным голосом опытного развратника...
Люба смотрела вниз и сосредоточенно вертела на
пальце колечко; он обводил глазами комнату, каждый раз старательно минуя взглядом
девушку, и остановился на недопитой маленькой рюмке с коньяком.
Внимательно, вытянув шею, рассмотрела его левую руку, лежавшую на груди: очень широкая в ладони, с крупными
пальцами — на груди она производила впечатление тяжести, чего-то давящего больно; и осторожным движением
девушка сняла ее и положила вдоль туловища на кровати.
Туда-сюда, взяли королеву под теплые мышки, поставили на самаркандский ковер, а она, как клейстер разваренный, так книзу и оседает. Нипочем не устоять. Всунули ее
девушки под одеяльце, сами в ногах встали,
пальцами фартушки теребят.